Онлайн-тора Онлайн-тора (Torah Online) Букник-Младший JKniga JKniga Эшколот Эшколот Книжники Книжники
Шире глаз
Дмитрий Ромашов  •  16 сентября 2011 года
Еврейское искусство древности торжествует

Книга Лидии Чаковской «Воплощенная память о Храме» — первый опыт серьезного монографического исследования на русском языке, посвященного иудейским древностям, и ценный вклад в копилку русскоязычного гуманитарного знания нового столетия. Несмотря на то, что у истоков исследования еврейской культуры в контексте эллинизма и культуры поздней античности стоят наши знаменитые соотечественники, неоднократно упоминаемые на страницах книги, современная российская иудаика в этой области, к сожалению, чаще питается крохами со стола западных и израильских коллег. До сих пор тема еврейского искусства в древности практически не освещалась по-русски. Нельзя сказать, чтобы она была очень популярна на Западе, — проблема, собственно, заключается в том, что искусствоведы занимаются ею куда реже, чем археологи или историки. Здесь же справедливость торжествует.

Открывает книгу глубокий историографический обзор. В этом одно из достоинств книги: она знакомит читателя с непростой и долгой историей изучения еврейского искусства, включая последние тенденции. По сути, это — исследование в исследовании.

«История изучения еврейского искусства древности насчитывает меньше века, …искусствознание как собственно научная дисциплина оформлялась на протяжении всего XX в. и окончательно упрочила свои позиции лишь относительно недавно. Поэтому и у еврейского наследия первых веков нашей эры, и у истории его изучения непростая судьба. И хотя искусство синагог известно миру уже три четверти столетия, эта тема до последнего времени — до времени научной всеядности и плюрализма — оставалась «на удивление деликатным предметом исследования. <…> С другой стороны, наследие евреев древности никак не могло найти себе достойного покровителя: его изучение переходило из рук в руки — от историков к этнографам, затем к археологам, потом к сионистам и религиоведам и обратно».

Как в детективе, разворачиваются история открытия Дура-Европоса, судьба «озарений» американского ученого, христианина, который первым сформулировал невероятные для своего времени тезисы: о существовании искусства у евреев в древности и о происхождении христианского искусства из изобразительных и экзегетических традиций евреев. Сегодня же без упоминания имени Эрвина Гуденафа не обходится практически ни одна серьезная работа в данной области.

Вторая и третья главы книги носят романтические названия «Удивительный мир Галилеи» и «Художественный мир Галилеи». Логика подсказывает, что художественная составляющая есть часть удивительного мира Галилеи, однако в книге происходит обратное: по замыслу автора, ведущий раздел — художественный, вторая глава служит введением, впрочем, лишь отчасти. Дело в том, что понимание искусства невозможно без обзора основных социально-исторических процессов и реалий Святой Земли в первые века новой эры. На этом поле традиционно «пасутся» историки и религиоведы, поэтому кому-то может показаться несколько непривычным освещение искусствоведом таких проблемных тем как этнический и религиозный состав населения Галилеи или феномен появления синагоги в диаспоре и Палестине. Все это служит фоном для становления архитектурного облика и канона синагоги, а затем и художественного оформления ее интерьера: «Синагога как архитектурное сооружение насыщается изобразительным искусством. Оно как будто ждет, когда наконец устоятся архитектурные формы, чтобы сказать свое слово».

Можно сказать, что, с внутренней точки зрения, история изучения еврейского искусства в древности трагична, поскольку, помимо очевидной тесной связи с искусством поздней античности, она немыслима без понимания того, как формировалось христианство. Возьмем два примера:

«Христианская община, переоборудовавшая в дом собрания дом одного из своих членов, также подчеркивала особенность своей религиозной практики — необходимость крещения, — и делалось это также при помощи ниши, хотя далеко и не такой красноречивой, как в синагоге (крещальная ниша напоминала погребальную нишу римских катакомб).

<…>Интересно, что трактовка образа Исаака может быть примером не только христианского влияния на евреев, но и изначального воздействия иудейской традиции на христианство».
Однако эти обстоятельства только подливают масла в огонь исследовательского интереса, так что серьезный ученый голосом Безумного Шляпника задается вопросом: «Чем Ицхак похож на птицу, а синагога на Храм?»

В еврейском искусстве воплощается визуализация идей: трактовка священных текстов, место Израиля в Божьем мире, полемика с язычниками и христианами. Перейдя через экватор книги, читатель, едва поспевая за перипетиями реконструируемой истории, свыкается с фактом бурной еврейской изобразительной деятельности. И как раз тогда, когда читателю кажется, будто он что-то начинает понимать и не зря держит в руках эту книгу, он наталкивается на следующую фразу: «Благодаря умению еврейских художников использовать все богатство соседних культур еврейское искусство выжило во время персидского завоевания VII в., и, распространяясь в новых землях, сумело сохранить свою самобытность».

Вовсе сокрушительно звучат с вершин Лейдена впервые цитируемые по-русски слова крупного израильского археолога и искусствоведа, специалиста по древним синагогам Ашера Овадьи (Asher Ovadiah):

«…логично было бы утверждать, что, рассуждая об украшении синагог римского и ранневизантийского периода в Святой Земле, мы исследуем не еврейское искусство. Художественное убранство синагоги, так же как и само ее здание, эклектично и отражает смесь из разных художественных элементов, заимствованных из других источников. Трудно говорить об оригинальности изображений в синагогах или о первоначальной композиции, которая как-то затронула или повлияла на окружающую среду. Похоже, что синагогальное искусство интровертно: оно подвергается влияниям и ни на что не влияет, оно вбирает и заимствует, но ничего не дает и ни на что не вдохновляет».
Но тут-то как раз и начинается самое интересное — то, ради чего фактически написана эта книга: автор «расшифровывает» мозаичные панно галилейских синагог и находит в их композиции «ключ к иконографическому канону еврейского искусства».

Этому удивительному анализу посвящена заключительная, четвертая глава книги. Здесь язык изображений вдруг говорит о том, о чем умалчивают современные им тексты: «Раввины нигде не обсуждают конкретные образы! Но памятники искусства — при соответствующем усилии — могут быть прочитаны и сами по себе, без опоры на толкующие их тексты».

Чтобы окончательно рассеять сомнения в доступности книги широкому читателю, добавлю, что она щедро иллюстрирована и снабжена кратким словарем специальных терминов. А если вы серьезно заинтересуетесь темой, в вашем распоряжении окажется исчерпывающая библиография.

И другие изображения:
Скрытые синагоги в центре Иерусалима
Выставка современного израильского видео

и на Jewish Ideas Daily

Сад Эдема
Говорящие картинки
Галерея израильского искусства